Борис Олийнык, народный депутат Украины в студии телеканала НТН отвечает на вопросы журналистов.
– Президент в своем выступлении говорил, что Украина уже начала выходить из состояния внешнеполитической изоляции. Она стала модным государством. И по уровню коррупции мы уже с 122 места перешли на 107. Как вы считаете, это правда?
– По моим наблюдениям существует следующий аспект. Наш имидж улучшился. По крайней мере, в Совете Европы встречали президента довольно динамично. И его выступление восприняли на позитиве.
– Уже равноправный субъект Украина среди других?
– В Совете Европы мы всегда были равноправные. Мы их приучили, этих сытых европейцев, относиться к нам, как к равным. Поскольку вначале они старались нами править и учить нас, а мы им сказали, что мы любим учить, но не любим, когда нас учат. И то что мы можем еще поучить. А относительно коррупции, которая с 122-го, я бы не увлекался. Так как, к величайшему сожалению, конечно, наше государство в мо-этическом плане стоит сейчас на постнулевой пометке.
– Не ударит ли по нашему имиджу то, что у нас есть политические беженцы? Вот, Александр Данилов, который сейчас имеет приют в Литве…
– Вне всяческого сомнения есть несколько беженцев. Мы их не называем. Это уже значит, сумской глава Щербань где-то бродит, кто знает за огородами. И там еще есть Бакай Игорь. Ну, не понимаю своих соседей россиян, с которыми мы всегда находили общий язык. Это не к их чести, когда они скрывают тех, кого уже разыскивают через Интерпол. Это не добавляет имиджа. Но я скажу, что явным образом подмечено за рубежом мировой общественностью относительно свободы слова. Здесь я могу сам подтвердить, что иногда говорят то, что и не думают. Иногда бывает свобода нуждается в какой-то ответственности за слово, сказанное в эфир, просто либо один к одному. Есть у нас что ли привычка, что когда Бог слабеет, то отверзаются врата ада. Надо уважать себя.
– Президент также сказал, что «Украина сделает большой экономический прыжок, и за 5-7 лет достигнет уровня других европейских государств». Реально за пять лет нам иметь такой жизненный уровень, как, например, в Германии?
– Нет, конечно не реально. Но стремиться никому не запрещается. Надеяться и надеяться. Но не только надеяться, но и делать все для того, чтобы подогнать себя по уровню жизни к европейским странам. Но все же, я считаю, что это наживное богатство. Нам главное переоркестровать мо-этическую ситуацию в стране. У нас государство, к величайшему сожалению, и по сей день амое.
– Сейчас в Грузии заострились отношения с Россией. И Грузия говорит о том, что готова поменять русских миротворцев на украинских. Как вы считаете, какие следствия будут иметь наши отношения тогда с Россией?
– Я думаю, что они не улучшатся, по крайней мере. Надо родить оптимальный вариант. По крайней мере, на смешанный вариант с россиянами, если грузины недостаточно доверяют тем же русским войскам. Но идти на обострение я бы не советовал, так как этноцентризм в международной политике – это не казацкое дело. Мы должны знать, что наш национальный интерес венчает национальная безопасность, но помнить, что другие государства тоже хлопочут о своей национальной безопасности.
– Что вы думаете, это тоже из выступления президента, лишь бы пересмотреть Конституцию?
– Я думаю, что конституционная реформа, которая была в модели пакетных поправок – это недопустимые вещи. А относительно того, что реформу надо проводить, то это вне всяческого сомнения. И я стою за то, лишь бы создавать конституционную комиссию, которую поддержал и президент. Это представление нашего блока, относительно создания конституционной комиссии широкого формата, которая бы проделала все позиции, чтобы потом впопыхах не принимать, а со временем хвататься за голову: «Ой, что же мы совершили, так как ни сюда, ни туда!»
– Что вы думаете относительно референдума из русского языка?
– Я, поскольку я был докладчиком о государственности украинского языка, то как я могу принимать другую концепцию? У нас есть государственный украинский язык. Все языки всех народов и народностей, которые живут на нашей благословенной Украине, должны иметь как можно более широкое развитие, цветение и воплощение жажды своих национальных интересов. И никто не мешает. Никто. Ни русскому языку, ни татарскому, ни гагаузскому – все языки у нас равные. Но государственный один. Так как когда спросили у Путина наши же: «Высокодостойный Владимир Владимирович, а как у вас с языками?» – он сказал: «У нас 89 субъектов федерации, но государствєнний язык один – русский». Хотя некоторые даже входят в число субъектов международного права.
– Вы сотрудничали с тремя президентами. Как вы можете сравнить их выступления в парламенте, и сотрудничество с народными депутатами?
– Я первого президента мало знаю. Потому что я пришел из Кремля, и был встречен, знаете, как агент Кремля. Мы сейчас посмеиваемся. Это я только пришел посреди этой каденции. По крайней мере, к Кравчуку, я имел возможность прийти прямо в кабинет. И смотрел на него. Он сидел в том же кабинете, где Владимир Васильевич. Мы как-то по-дружески перебрасывались с коллегой. И он говорит: «Тебе не кажется, что это он заходит в кабинет, тоскливо смотрит на телефон, – когда же позвонят из Москвы?» Потом спохватывается: «Ах, надо самому решать». Это не так просто переатестоваться.
– Как вы считаете, к выборам сейчас создастся парламентское большинство, или после выборов?
– Бесс, после выборов. Я думаю, они могут соединиться, лишь бы поддерживать друг друга, легче проходить в парламент. Потом надо будет создавать большинство.
– Это большинство будет пропрезидентское или оппозиционное, по вашему мнению?
– Никто не может дать сейчас гарантий, предусмотреть не может. Сейчас пасьянсы раскладывают. И мне показывали несколько вариантов. Если те с теми, то будет так. А если другие – это так. Но надо реально входить в Верховную Раду и смотреть. А если, вы же сами знаете, что вступили уже поправки в Конституцию в реальность. Это ныне президент, получив меньше прав в одном городе, в противоположность этому имеет право распускать парламент, когда не создается на протяжении месяца большинство.
– Сегодня годовщина вывода войск из Афганистана. И по определенным данным, 80 человек до сих пор остаются там исчезнувшими без вести. Государство о них не забыло? Что-то делается для того, чтобы найти этих людей?
– Я думаю, что оно не забыло. Но надо динамичнее работать. Поскольку мы имеем сейчас доступ к Афганистану. Там сложные процессы. Кое-кто хочет там уже остаться. Вот в чем дело. Но надо разыскивать их до конца, как говорится, и на краю света. Так как реноме государства определяется еще и тем, как оно оберегает своих граждан – где бы то ни было, в любой ситуации.
НТН