В последнее время все активнее обсуждаются в политических кругах вопросы идеологии. Сегодня уже почти никто не спрашивает: а нужна ли России идеология? То, что нужна, поняли, кажется, все. Теперь остается выяснить: какая идеология нужна России. И здесь разногласий гораздо больше.
Одной из самых обсуждаемых версий стала концепция «суверенной демократии», вброшенная в общество с легкой руки первого заместителя руководителя администрации президента Владислава Суркова. Вокруг «суверенной демократии» развернулась бурная полемика. Первый вице-премьер Дмитрий Медведев высказал сомнение в целесообразности добавлять к понятию «демократия» какие бы то ни было определения. Другие критики указывали на неопределенность нового термина. А представители «Единой России», напротив, ухватились за «суверенную демократию» обеими руками, пообещав положить этот тезис в основу своей политической программы. Их можно понять. Только ленивый не пинает единороссов за отсутствие идеологии, и вот наконец у них появился шанс ответить всем оппонентам: «Мы не просто тень президента Путина, мы -- суверенные демократы». Итак, что же такое, эта «суверенная демократия»? Попытаемся разобраться.
Понятие «суверенная демократия» -- это неологизм, созданный в современной России при осмыслении особенностей политического строя и политической системы, сложившейся в ходе правления президента Путина. Путин пришел к власти, обладая двойным политическим мандатом -- ельцинская элита возлагала на него ответственность за преемственность прежнему курсу, т.е. за продолжение «демократических реформ», а широкие массы хотели чего-то совершенно иного, отчасти прямо противоположного -- воздения величия России, восстановления справедливости и возврата к ценностям державности. Можно сказать, что элиты поручили Путину заботиться о «демократии», а вот массы, народ потребовали от него сохранения и укрепления национального государственного «суверенитета», существенно пострадавшего за годы либеральных реформ. Путину удалось выполнить и то, и другое.
Он сохранил в стране основные демократические институты, но наделил их новым патриотическим, державным, национальным содержанием. Как раз в духе "органической демократии" и идей консервативного философа Ивана Ильина, на которого Путин часто любит ссылаться. Так и сложились предпосылки для появления «суверенной демократии», такой политической системы, где демократические процедуры и нормы подчинены критерию укрепления державности и государственности. По сути, Владислав Сурков, предложив термин «суверенная демократия», обозначил не абстракцию и даже не проект, но политологический термин, довольно точно описывающий реальное положение дел в эпоху правления Путина. Действительно, всячески укрепляя суверенитет России, Путин удержался от того, чтобы ввести авторитарные или тоталитарные диктаторские методы правления, т.е. сохранил демократию. Но подчинил ее суверенитету как высшей ценности.
Вводить термин «суверенная демократия» понадобилось именно сейчас для того, чтобы закрепить политическую модель путинского правления. Ведь период 2007--2008 годов требует преемственности. Тут-то и встает вопрос: преемственности чему? Именно чему, а не кому. Тот, кто придет вслед за Путиным, должен быть не просто лояльным ему лицом, но продолжателем его дела. Здесь важна именно преемственность, а не личность преемника. Вот для того, чтобы четко обозначить политическое содержание правления Путина, и появилось сочетание «суверенная демократия». Теперь мы знаем, какова будет идеология преемника Путина -- это будет «суверенная демократия».
В концепции «суверенной демократии», при всей ее неопределенности, заложено несколько уровней. На первом плане -- самое очевидное значение. Демократическая система российской политики должна подчиняться требованиям сохранения и укрепления суверенитета. Такое требование проистекает из сложной международной геополитической обстановки, в которой находится Россия. Процесс глобализации, огромная стратегическая и экономическая мощь США в мире при определенных обстоятельствах могут привести Россию к утрате суверенитета. Мы видим, как агрессивно действуют американцы в мире, навязывая всем странам и государствам свою повестку. Бывшая Югославия, Афганистан, Ирак, Ливан, завтра, вполне вероятно, Иран -- повсюду американские и - шире -- натовские стратеги заняты настоящим переделом мира. Одинокая сверхдержава осуществляет свои национальные амбиции под эгидой «экспорта демократии».
В такой ситуации сам термин «демократия» превращается в двойные стандарты: все, что выгодно американцам, -- это «демократия», все, что не выгодно, -- «диктатура». Сплошь и рядом под видом «демократизации» на деле осуществляется лишение стран и народов их суверенитета. Ни от кого не может ускользнуть, что американцы и страны НАТО активно ведут позиционную геополитическую операцию и против России -- на постсоветском пространстве это противостояние особенно очевидно. Из-за такого положения дел сам термин «демократия» в 90-е годы был в значительной мере дискредитирован, так как те, кто громче других кричал о ней, нанесли нашему государству и народу наибольший вред, подточив основы суверенитета. Отличие от такой «демократии», дискредитированной и действующей против интересов России, и призван подчеркнуть термин «суверенная демократия». Здесь все акценты смещаются -- вначале суверенитет как главная и абсолютная ценность, а потом уже демократия.
В таком толковании заложена возможность ограничения некоторых демократических процедур, если этого требует укрепление суверенитета. Отдельные ограничения демократических прав и свобод граждан обосновываются высшими интересами государства, которому грозит утрата важных суверенных полномочий.
Но есть в концепции «суверенной демократии» и еще одна, более глубокая сторона. Представим себе, что суверенитет государства достаточно крепок и никаких временных и частичных ограничений демократического процесса более не требуется. Но и в таком случае термин «суверенная демократия» не утрачивает своего содержания, хотя акценты в нем будут расставлены совсем иным образом. В спокойном режиме «суверенная демократия» будет означать политический режим, в котором высшим суверенитетом наделен народ. Этот пункт записан в Конституции России, но он явно еще недостаточно осмыслен нашим обществом. В том числе и политиками.
Дело в том, что современная Россия впервые за всю нашу политическую историю возвела именно народ, не сословие, не династию, не класс, не партию, а народ, россиян, в статус высшего политического субъекта, носителя верховной власти. Само понятие «суверенитет» предполагает, что над тем, кто им обладает, нет никакой высшей власти и никто не вправе его судить. Наоборот, это он судит всех остальных по своим критериям и по своим оценкам. В современной политической системе носителем суверенитета является даже не государство, а именно народ.
В этом открывается еще одно, на сей раз более глубокое и менее связанное с актуальным положением дел в политике измерение понятия «суверенная демократия». Суверенная демократия в наиболее возвышенном философском смысле -- это политическая система, в которой верховной властью наделяется народ. И вот эта идея, пожалуй, является самой фундаментальной. Тянет на законченное и полноценное мировоззрение.
Никогда ранее в российской истории народ не наделялся суверенитетом. Суверенными считались иные инстанции: институт самодержавия, государственный аппарат, пролетариат при коммунистах -- все что угодно, но только не народ. Народ стоял где-то в конце различных политических систем. Считалось, что он все вынесет и одного его упоминания - например, в триаде «православие, самодержавие, народность» или в формуле «советский народ» -- уже достаточно. Только сейчас мы получили исторический шанс выстроить такую политическую и социальную систему, такое общество, где высшим критерием и высшим мерилом, высшей ценностью и высшим арбитром признается именно народ, суверенный народ, свободный вершить свой путь сквозь историю, опираясь только на свою собственную свободную волю и на свои представления о добре и зле, праве и законе, истине и лжи.
Гегель в свое время говорил о «хитрости мирового разума», согласно которой совокупность случайных и подчас хаотических действий и решений отдельных людей или групп складывается в развертывание единого мирового замысла. Так мировой дух ведет человечество к высшей цели, сплошь и рядом помимо его воли и без осознания того, что каждый конкретный человек делает. В этом и хитрость -- каждый полагает, что делает что-то свое, и ему невдомек, что он лишь песчинка в грандиозной работе духа сквозь историю. Так 3-й пункт ельцинской Конституции, принятой скомканно и наспех, без осмысления и споров, закрепил высший политический суверенитет за народом. «Демократы» просто копировали западные конституции, а вышло так, что они и заложили, помимо своей воли, фундамент высшего суверенитета народа как основного субъекта национальной истории. «Хитрость мирового разума». Иначе не объяснить.
Политическая система «суверенной демократии» дает народу шанс осознать себя главным политическим субъектом и действовать соответственно. При этой системе над народом больше нет высших ценностей, все ценности он подает или принимает сам. И отвечает за них перед самим собой. Это и есть пик нашей национальной свободы, предел обретения полновластия, к которому мы шли на всех этапах нашей истории. И само государство в такой ситуации становится не бременем, не тираном, не бесконечным насилием, но нашим инструментом, нашим орудием, которое должно быть направлено острием вовне, а не вовнутрь. Должно служить народу, а не наоборот. «Суверенная демократия» означает еще и конец доминации государства, всевластия чиновничества. Ведь теперь над государством, над административным аппаратом утверждается высшее начало -- народ и его политическое всевластие.
Конечно, сейчас еще очень далеко то мгновение, когда концепция «суверенной демократии» раскроет до конца заложенный в ней потенциал. Но как бы то ни было, сочетание «суверенная демократия» -- прекрасное введение к новой странице политической истории России. Мы покидаем эпоху демократии антинациональной, демагогической, подложной, демократии двойных стандартов, демократии в ее экспортном варианте и переходим к демократии подлинно отечественной, национальной, воплощающей в себе не набор абстрактных принципов и процедур, но глубинную волю народа, национальную мысль и национальную миссию.
Вот этому мировоззрению и должен присягнуть потенциальный преемник Владимира Путина. И чем скорее, тем лучше. Чтобы всем все стало понятно.

Александр Дугин, «Время Новостей»

ELCOMART Международная жизнь