На днях лидер фракции «Родина» в Государственной Думе Дмитрий Рогозин заявил, что уже в этом году Россия аннексирует Приднестровье, Южную Осетию и Абхазию. Насколько реальна аннексия этих спорных территорий? По просьбе Русской службы «Голоса Америки» эту тему обсуждает -корреспондент Международной академии информации Андрей Рябов, эксперт Московского Центра Карнеги.

Эту тему надо разделить на два вопроса. Есть проблема разных непризнанных государственных территорий бывшего СССР в контексте ожидаемого объявления независимости и нового статуса края Косово. И в этом плане они все как бы равны – в том смысле, что официальная позиция России заключается в том, что косовский случай не может быть по определению уникальным. Это создает прецедент.

И, стало быть, в других точках земного шара, где подобные проблемы существуют, народы, правительства и другие влиятельные силы государств, вовлеченных в подобные конфликты, вправе по своему собственному усмотрению решать такого же рода конфликты примерно по такой же схеме. Это есть как бы некая общая установка.

Каковы основные мотивы, которые позволяют сейчас сформулировать такую установку? Прежде всего, как вы сформулировали вопрос, Запад это проглотит. Такого рода ожидания в российских верхах существуют. Почему? Прежде всего, США глубоко увязли в проблеме Ирака, Афганистана, непонятно, что делать с Ираном, масса других проблем.

И, безусловно, дополнительные конфликты в таких, я бы сказал, «тыловых» с этой точки зрения кавказских государств, непосредственная ь от этих действительно очень важных районов, представляющих сейчас колоссальный интерес для национальных интересов США… В принципе, конечно, для США будет более выгодно партнерство с Россией и по иранской проблеме, и по Ираку, и по Афганистану, чем какого-то рода дополнительные обострения в связи с этими малыми государствами.

Но теперь – вторая сторона этого вопроса. Дело в том, что, будучи как бы едиными, каждое из этих государств все-таки имеет очень большую специфику.

Итак, Приднестровье. Я думаю, что ситуация абсолютно невозможна. Почему? Во-первых, эта территория отделена от России. Во-вторых, есть основания полагать, что даже в случае заметного изменения конфигурации власти после парламентских выборов на Украине кардинального изменения в украинской политике (а Украина – ключевой фактор в новом конфликте вокруг Приднестровья) не произойдет.

И в этих условиях идти на заметное обострение, я думаю, у России просто нет ни возможности, ни желания: слишком большая цена. Естественно, для президента Смирнова и его команды это означает политическую смерть и неизбежный уход с политической сцены. В таком плане, когда объявляют независимость, слишком много против.

Абхазия. Здесь ситуация другая. Во-первых, я не думаю все-таки, что Россия хотела бы интегрировать в себя это государство. Хотя есть определенные политические силы, которые часто, в том числе и с трибуны Государственной Думы, заявляют об этом. Я думаю, что и в Абхазии, в том правительстве (в широком смысле этого слова), которое находится сейчас у власти в Сухуми и в Москве, есть понимание того, что наиболее благоприятной формой решения этой проблемы было бы придание Абхазии статуса ассоциированного с Россией государства – по типу Лихтенштейна и Швейцарии, Андорры и Франции и Испании, Маркизских островов и США – при сохранении абсолютно независимого внутреннего политического устройства Абхазии, при определенных гарантиях безопасности со стороны России и, скажем, единой финансовой системы. Поэтому пойти на интеграцию Россия, как мне представляется, не собирается. По крайней мере все-таки есть осознание этого факта.

Но, с другой стороны, учитывая очень сложные, тяжелые отношения с Грузией, я не исключаю такой возможности – одностороннего признания независимости. Не думаю, что этот вариант очень вероятен, но какую-то долю вероятности я бы здесь оставил.

Сложнее с Южной Осетией. Все-таки Абхазия сегодня – это в этническом плане достаточно однородное общество: в основном абхазы. Что касается Южной Осетии, то мне представляется, что признание ее независимости, тем более включение в состав России, едва ли возможно.

По одной простой причине: слишком большой процент грузинского населения ает на этой территории, нет компактного расселения, и техническая реализация любого из этих сценариев неизбежно приведет к масштабному военному конфликту. С Абхазией проще: грузин на территории Абхазии очень мало. Осетия – это другое. Поэтому мне представляется, что, несмотря на обращение югоосетинских властей о принятии в состав России, ситуация там едва ли изменится.

Что касается Крыма, то, на мой взгляд, сама постановка такой темы – это результат неадекватного восприятия процессов, происходящих на Украине. Есть глубокая, укоренившаяся иллюзия, что межрегиональная внутренняя напряженность на Украине (а она действительно есть, и было бы нелепо скрывать этот факт или говорить, что этой тенденции не существует), что рост этой напряженности должен неизбежно привести к каким-то организационным фактам: то ли автономии Донбасса в составе Украины, то ли федерализации Украины, а в последнее время в связи с нарастанием конфликтности в Крыму – к отплытие этого полуострова/острова (вспомним выдающийся роман Василия Аксенова) куда-то в каком-то направлении.

Я думаю, что проблема – в том, что, несмотря на рост региональных противоречий внутри Украины, украинцы, украинская элита прекрасно осознали, что они способны решать эти проблемы без чьего бы то ни было постороннего участия. Это острые проблемы, но они научились их решать без посредников.

И я думаю, что нужно проблемы, связанные с Крымом, рассматривать исключительно в рамках этого контекста и ни в каком другом. Да, будут, видимо, какие-то достаточно сложные переговоры, возможно, какие-то изменения баланса по поводу Крыма, изменения его статуса внутри Украины. Но, говорить, что, оттолкнувшись багром, остров поплывет куда-то в другом направлении, – на мой взгляд, это все-таки результат неадекватного восприятия здесь ситуации на Украине.

newsVOAcom