Кандидат в президенты Украины на выборах 1991-го Игорь Юхновский, 71 год, говорит, что тогда не был готов к роли лидера государства и считает ту кампанию самой честной за все 15 лет независимости.

— Я тогда был председателем Народной Рады — демократической оппозиции в парламенте, которая координировала деятельность большинства национально сознательных организаций государства. И для меня было определенной неожиданностью выдвижение Вячеслава Чорновола и других представителей из нашего лагеря, поскольку мы в Народной Раде этого не обсуждали. Тогда люди, близкие ко мне, сказали, что я также должен баллотироваться в президенты.

— Мы проводили опрос. Суммарно по графам «буду поддерживать» и «скорее всего буду поддерживать» я опережал даже Кравчука. Но если честно, то я не был готов быть лидером государства. Меня вела команда, и я послушно выполнял ее пожелания.

Леонид Кучма был тогда директором «Южмаша». Помню, как на встречу со мной он собрал всех директоров Днепропетровской области. Они сидели молча и слушали. Я на то время еще был формально ом КПСС, академиком. Будто и был с ними равным, но не чувствовал, что мог бы их сильно чем-то заинтересовать.

— Возможно, так и было бы. Я как председатель Народной Рады откровенно проявил тогда мягкость. Мог бы сделать так, чтобы был единственный кандидат. Но почему-то не сделал. Не повел себя как лидер, который должен был бы принять волевое, жесткое решение. У меня не было этого умения. Да и сейчас нет.

— Думаю, что нет. Он не был коммунистом, и это очень существенно. Тогда все директора заводов были коммунистами. На местах еще господствовали обкомы и райкомы партии. И говорить сейчас, что тогда Чорновил мог быть избран президентом — это утопия. Набранные им на выборах проценты были потолком.

— Тарас Стецкив, Владимир Филенко, Александр Емец. Даже те, кто позже работал на выборах с Кучмой, тоже мне способствовали. Был также Александр Турчинов, другие. Все они действительно пытались мне помогать. Писали мне выступления, что было с их стороны очень наивно — потому что я никогда не читал чужих выступлений. Меня очень поддерживали малые предприятия, кооперативы, которые только начали тогда задаться. А в работе с директорами помогал лично Леонид Кучма.

— Очень мирным, гостеприимным человеком. Настоящий директор крупнейшего и мощнейшего завода Украины. Позже он стал премьер-министром, а я у него — первым вице-премьером. Кучма легко разбирался в финансовых и хозяйственных делах. С полуслова понимал советы Виктора Пинзеника. Бывало такое, что рабочие совещания сопровождались крепким словцом. Но для Кучмы это было нормально — старая привычка советского руководителя. Он был большим хозяйственником.

Мы с Кучмой очень хорошо работали. Я предлагал, чтобы мы сами распоряжались своим ядерным оружием. Чтобы ядерные боеголовки переделали на топливо для наших атомных станций. И, чтобы не Ельцин имел право пуска дислоцированных в Украине ракет, а Кравчук. И Кучма также к этому склонялся. Я даже контактировал с харьковским заводом ”Хартрон”: могут ли они сделать устройства, которые давали бы возможность президенту Украины сдерживать пуск ракет. Сказали, что могут, и я уж было поручил им это сделать. Но на второй день Россия на весь мир заявила, что в Украине пытаются перебрать на себя управление ядерным оружием. И ничего из этого не вышло.

— Я имел четкую программу. Основой ее была моя программа как кандидата в депутаты. В первую очередь она имела экономический характер. Например, я предлагал, чтобы каждый гражданин имел в частной собственности свою землю — независимо от того, живет человек в городе или в селе. Потому что земля является всенародной собственностью. По моей программе на каждого жителя приходилось по 80 сотых гектара.

— В энергетике основной акцент делал на развитии угольной промышленности. Говорил и о развитии науки и инноваций. Что касается национальной идеи, то предлагал развивать патриотизм. Государство должно держаться на патриотах, потому что патриотизм в действительности имеет очень большое экономическое значение. Выступал за безусловное господство украинского языка и культуры и находил полное понимание по этому поводу по всему государству. Хотел, чтобы Украина шла в Европу, и требовал от России честного разделения активов и долгов Советского Союза. И, чтобы цена на газ у нас была такая же, как для российских потребителей. В свое время мы обеспечивали всю европейскую часть России газом из собственных источников. Были времена, когда мы поставляли в Россию 50 миллиардов кубов газа ежегодно.

— Ездил много. Сначала боялся ехать на Донбасс. Но потом все больше убеждался, что чем дальше от Западной Украины к востоку, тем люди кажутся добрее. Вот и Донбасс в первую очередь мне запомнился добротой людей. Я познакомился с жизнью шахтеров. Спускался в глубокую шахту. В Донецке мои друзья говорили, что нужно выступать перед избирателями на русском. А я выступал на украинском. Тогда кричали: «А почему не на русском?» Возможно, мне и нужно было быть гибче, тогда бы набрал больше процентов.

— Нет, тогда еще такого не было. По-видимому, те выборы были самыми честными и самыми чистыми изо всех, проведенных в Украине.

— Моя избирательная кампания, кампании Чорновола и других национал-демократов сформировали в обществе поддержку идеи независимости Украины. И это для меня было главным. Этого достигли, потому разочаровываться здесь ничего.

— Мы сделали большую ошибку. Кравчук сразу же после выборов пришел на заседание Руха и сказал, что готов работать бок о бок с национал-демократами. Но руководство Руха это предложение отвергло. Пошли на крайность, не хотели искать компромисса. Между правительством, президентом и национал-демократами не было сотрудничества. И фактически это привело к распаду Народной Рады. Сначала все были захвачены одной идеей — получить независимость Украины. А когда ее получили и уже нужно было строить государство, то у многих начали появляться частные интересы.

Павел Булгак

«Газета по-українськи»