Начинает казаться, что Вашингтон держит в одной руке морковку, в другой - кнут, показывая Ирану то первое, то второе. Вроде бы совсем недавно, 31 мая, США неожиданно согласились присоединиться к прямым переговорам с Ираном, которые уже давно ведут Россия, Китай плюс европейская тройка в составе Франции, Британии и Германии, если Тегеран откажется от программы обогащения урана. Голубиная стая в американской администрации, возглавляемая госсекретарем Кондолизой Райс, убедила Конгресс: давайте сделаем еще одну, возможно, последнюю ставку на дипломатическое решение иранского кризиса.

Это был крупнейший сдвиг в сторону смягчения политики США в отношении Ирана. Вспомним, что Вашингтон уклонялся от прямых контактов с Тегераном почти три десятилетия, точнее с 1979 года, когда иранские студенты-радикалы взяли в заложники штат американского посольства.

Но в понедельник Джордж Буш вновь показал Ирану кнут. Президент США прозил, что отказ Тегерана принять последний пакет предложений может кончиться для него плохо. Результатом станет обращение к Совету Безопасности, изоляция Ирана от мирового сообщества и «прогрессивно более жесткие политические и экономические санкции».

Имеется в виду, конечно, пакет предложений международной «шестерки» с участием США, доставленный Хавьером Соланой в Тегеран 6 июня. Как утверждают источники, знакомые с пакетом, он тщательно продуман и щедр. Речь там идет, в частности, о том, что Ирану могут дать атомные реакторы на легкой воде, гарантировать поставки обогащенного урана и разрешить закупать у США запчасти для гражданских самолетов. Обещана поддержка ства Ирана в ВТО и доступ к американским сельскохозяйственным технологиям. Более того, есть в пакете, как утверждают источники, и почти революционное предложение: Иран мог бы продолжить самостоятельное обогащение урана в научных целях под контролем МАГАТЭ.

Реакция Тегерана была первоначально расценена самим Бушем как обнадеживающая. Действительно, не далее как 19 июня иранский президент Махмуд Ахмадинежад повторил в присутствии высших правительственных чинов свою оценку пакета как «шага вперед» и заверил: ответ Ирана находится в процессе подготовки.

Зачем же президенту США понадобилось в тот же день омрачать деликатнейший момент переговоров новой серией ых угроз?

Скорее всего жесткая риторика Буша адресована не столько Тегерану, сколько Европе. Президент США крайне заинтересован в укреплении американо-европейского единства на иранском фронте. Вашингтон давно подозревает Иран в поиске трещин в трансатлантической солидарности. Выступая накануне венского саммита, Буш настаивал: между США, ЕС, Россией и Китаем существует полное единство взглядов на последний пакет предложений как на «исторический шанс» для Ирана.

Буш абсолютно прав - это единство достигнуто. Но только на сегодняшний день.

Американский президент прекрасно понимает: стоит Ирану отвергнуть пакет, как США с одной стороны и Европа, Россия, Китай - с другой вновь окажутся на разных берегах, когда им придется обсуждать целесообразность введения против Ирана дополнительных карательных мер или, как крайний вариант, использования силы. Новая тирада Буша о «прогрессивно более жестких политических и экономических санкциях», а также об угрозе изоляции Ирана призвана напомнить партнерам по «шестерке» и, прежде всего, ее европейским ам: единство необходимо нам на стадии дипломатии, но еще больше - в случае обострения кризиса.

Колебания администрации США между разумной терпимостью и вспышками враждебности в отношении Ирана во многом зависят от того, под чьим преимущественным влиянием оказывается Белый дом в данный момент: неоконсерваторов из окружения Дика Чейни - Дональда Рамсфелда или миролюбцев, собравшихся под крылом Кондолизы Райс. Менее известно, что обе группы ищут и находят себе поддержку у национальных общин Америки, ающих все более заметную роль в формировании государственной политики на иранском направлении.

Произраильское лобби напористо пропагандирует в Конгрессе и Белом доме тщетность дипломатических усилий в отношении Ирана. Основной тезис звучит примерно так: исламские радикалы, оказавшиеся у власти в Иране, не способны понять язык аргументов и увещеваний, если его не подкрепить демонстрацией силы.

В последние месяцы эти круги стали постоянным источником жутковатых слухов: будто бы Израиль, успешно разбомбивший в 1981 году иранский атомный реактор, планирует сейчас новую воздушную атаку на иранские цели. В свою очередь эта информация (а, возможно, и дезинформация) используется стратегами Пентагона и разведки, внушающими тем официальным чинам, кто готов их слушать: не стоит доводить Израиль до точки кипения, мы сами могли бы осуществить аналогичную воздушную операцию, причем с хирургическим блеском.

Диаметрально другую позиция начинает занимать иранская диаспора в Америке, представляющая собой многочисленный, состоятельный и высоко образованный социальный слой.

В течение 20 лет после исламской революции в Иране нельзя было бы найти больших ненавистников тегеранского режима, чем иранские эманты, укрывшиеся в Америке.

Но сегодня эта когорта непримиримых постарела, ее политическая активность резко спала. Рычаги влияния все больше переходят к сынам и внукам первой эмантской волны, то есть к юному поколению иранцев, воспитанных в США и отчасти чувствующих себя американцами. А эти люди все больше склоняются к необходимости прямых переговоров между Вашингтоном и Тегераном. Не обязательно возлюбить исламский режим, доказывают они в вашингтонских коридорах, достаточно перейти с языка угроз на язык общения. Говорить - это для США не так глупо, накладно и саморазрушительно, как ввязаться в еще одну войну на Востоке.

Похоже, эти настроения разделяет до поры до времени и администрация Джорджа Буша. Но в дальнейшем можно с большой долей уверенности предсказать два сценария развития кризисной ситуации вокруг ядерной программы Ирана.

Вариант первый, оптимистичный: Тегеран с раздражающей медлительностью, с многочисленными зигзагами и под утомительную, часто агрессивную риторику все-таки соглашается с пакетом предложений в том или ином приемлемом для международной «шестерки» варианте. Кризис разрешен, вздох облегчения.

Именно такого рода остоный оптимизм разделяет Москва. На недавней встрече с Махмудом Ахмадинежадом в Шанхае Владимир Путин заметил, что "все страны мира, включая Иран, имеют право реализовать свои планы в области использования высоких технологий на благо своего развития". Но пользоваться этим правом следует таким образом, "чтобы полностью исключить какие-либо енности мирового сообщества по нераспространенческой тематике".

Немалую роль в этом могло бы сыграть предложение Москвы о создании совместного предприятия по обогащению урана, напомнил собеседнику российский президент. Его оценка итогов встречи прозвучала обнадеживающе: иранский руководитель готов к переговорам с «шестеркой» насчет их предложений. И только что, встречаясь с итальянским премьером Романом Проди, Путин выразил надежду, что иранскую проблему удастся вернуть в сферу ответственности МАГАТЭ, то есть избавить Тегеран от карательных мер СБ ООН.

Слово России значит для Тегерана многое. Показательна в этом смысле реплика Ахмадинежада в Шанхае: «Если бы не было двустороннего сотрудничества (России с Ираном), то ситуация в регионе была бы взорвана".

Всё это не исключает развития событий по варианту №2, куда более мрачному. Предположим, Тегеран проявляет крайнюю степень несговорчивости. Американские неоконсерваторы получают в руки бесспорный, не поддающейся критике аргумент: без силового решения не обойтись. Если Россия и Китай попытаются блокировать санкции в Совете Безопасности, ястребиное крыло американской администрации будет настаивать на действиях США и их союзников вне правового поля ООН. А в случае неудачи этой инициативы, - на одностороннем хирургическом ударе по ограниченным целям в Иране.

По сообщениям агентства AFP, Хавьер Солана уведомил Тегеран, что тот должен дать свой ответ на пакет предложений не позднее 29 июня, когда в Москве намечена встреча министров иностранных дел G8. Ждать часа истины осталось недолго.

Владимир Симонов, "РИА Новости"