Когда наступит предел арабо-израильскому конфликту

29 авг, 10:37

От редакции ELCOMART Международная жизнь: эта статья была написана месяц назад, и по сей день не теряет своей актуальности. Ведь арабо-израильские взаимоотношения уже не первое десятилетие вызывают бурю дискуссий по всему миру.

Чтобы понять происходящее сейчас на Ближнем Востоке, нужно постояно учитывать несколько обстоятельств: во-первых, конфликт длится там уже очень давно. Настолько давно, что никто уж и не знает, с чего все началось. Во всяком случае, у каждого из них есть свой ответ на этот вопрос. Но дело не в том, с чего все пошло, а в том, что давность конфликта, его практически перманентный характер и крайне ограниченные географические рамки позволили противникам досконально изучить друг друга. Все, кто непосредственно вовлечен в израильско-палестинское противостояние, знают абсолютно все абсолютно про всех. А это значит, что никакие сюрпризы, никакие неожиданности, никакие непонятные действия одной из сторон и непонятные реакции на них с другой стороны в принципе невозможны. Если кто-то что-то делает, он точно знает, каков будет ответ.

Отсюда следует, что однажды установленный баланс сил в рамках конфликта может не меняться сколь угодно долго: любые намерения участников конфликта резко его изменить будут «профилактированы». Значит, остается либо признать конфликт исчерпанным (или заморозить его) – если стороны соглашаются сохранить и институировать status quo, либо добиваться изменения баланса сил иными методами.

Для палестинцев такой метод – ожидание: время и демография работают на них. Строго говоря, им нет нужды воевать, протестовать, вообще суетиться. Со своими темпами даемости они просто затопят Израиль в течение одного десятилетия. Это означает, между прочим, что, так сказать, «историческая инициатива» всегда будет оставаться именно за палестинцами (сознают они это или нет).

Соответственно, Израиль может только реагировать на медленно, но неуклонно растущую угрозу. Переломить баланс сил внутри рамок конфликта он не в состоянии. Возможности ответить адекватным наращиванием собственного потенциала ограничены: можно наращивать военную мощь, но она все равно не позволит сдержать демографический механизм. Точно так же временным решением может быть использование внешних ресурсов (помощь США, ослабление арабских стран, поддерживающих палестинцев и т.п.).

Остается одно: договориться с палестинцами о мире, отдать им хотя бы часть земли, договориться с Западом о финансировании палестинцев и их (типа) государства, а затем уже договориться с мировым сообществом о том, как разрядить «демографическую бомбу» Палестины.

Теоретически все это достижимо. Но вот беда: ближневосточный конфликт существует не в вакууме. В него втянуты арабские государства, которые с самого начала современного Израиля, т.е. с 1947 года, не признают еврейское государство. Конечно, после 1967 года им приходится признавать его де-факто, а кое-кто признал его и де-юре (например, такие влиятельные государства, как Иордания, Египет, Марокко). Но тем не менее, до сих пор арабский мир живет логикой, поденной протестом 47-го года. Практически вся арабская улица – против существования Израиля. И многие государства не могут, даже если бы и хотели, пойти против улицы. Среди них – Саудовская Аравия, нефтяное королевство, хранитель мусульманских святынь, а также Сирия, а до недавнего времени – и Ирак.

Именно поддержка «непримиримых» арабских режимов подогревает палестинцев. И именно отсутствие возможности договориться с этими режимами не дает возможности вывести конфликт на путь урегулирования, переломить «логику 47-го года».

Но несколько лет назад регион оказался перед уникальнейшим шансом: начался процесс смены поколений государственных лидеров. Ушли короли Хусейн в Иордании и Хасан в Марокко, ушел президент Хафез Асад в Сирии. Сменилось руководство в Кувейте, «ушли» Саддама в Ираке. Но самое главное – ушел Ясир Арафат, бессменный лидер палестинцев. Им на смену пришли (и должны были придти) люди, не связанные непосредственно ни с 47-м, ни с 67-м годами, люди, с которыми можно было начать работать над «новым Ближним Востоком»: эта молодежь не повязана кровью прошлых войн, вынуждена самоутверждаться внутри своих стран и на международной арене, а значит, ищет новых союзников, новые подходы. Правда, оставались – и остаются – и «старики», например, Мубарак в Египте, но он – наследник логики Кемп-Дэвида, где его предшественник Садат признал Израиль.

Но самый главный «старик» и противник Израиля – Саудовская Аравия – остается по-прежнему в логике войны. В Эр-Рияде не произошло ни смены поколений, ни смены курса. Саудиты этого искренне не хотят и не могут себе этого позволить (почему – другой вопрос).

Процесс смены поколений давал Израилю возможность «вытащить» палестинцев из-под влияния их традиционных спонсоров, тем более, что все происходило (и происходит) на фоне борьбы с международным терроризмом, олицетворением которого является саудовская креатура – суннитская «Аль-Каида». Строго говоря, израильтянам нужно было порвать связь между палестинцами и Саудовской Аравией – и дело в шляпе. Над этим они работали практически всю вторую интифаду, изолировав Арафата вплоть до его кончины и разжигая внутрипалестинское противостояние между традиционным просаудовским ФАТХ и новым, антисаудовским ХАМАС.

Кстати, приход ХАМАС может тоже расцениваться в качестве элемента общего процесса смены поколений. Равно как и выход на широкую политическую арену ливанских Амаль и Хезболлах. Все эти структуры возникли, выросли и окрепли в 80-х-90-х годах, а значит, не были непосредственно связаны с поколением 47-67-го годов. А кроме того, все эти организации изначально были шиитскими и не только олицетворяли разочарование арабской улицы саудовской политикой в конфликте, но и представляли традиционных противников Саудовской Аравии – иранцев.

Тегеран и Эр-Рияд разделяет очень многое: борьба за лидерство в Персидском Заливе, религиозное соперничество, исконное недоверие (если не сказать большего) Ирана к арабам вообще. Для Израиля это создавало оптимальные предпосылки «деарабизировать» конфликт с палестинцами, вывести его не только за рамки логики 47-го года, но и за рамки своего противоборства с арабским миром. «Враг моего врага – мой друг», - это вечное правило позволило Израилю и Ирану увидеть друг в друге потенциальных партнеров.

Собственно, они уже партнерствовали при шахе, до Хомейни. Тогда Тегеран вынашивал планы расширения своего влияния до Средиземного моря, для чего ему необходимо было полномасштабно вступить в ближневосточную политику. Шах пытался сделать это через Израиль, совместно с которым шла разработка ракетно-ядерного оружия, и Египет, которому Тегеран помогал наладить диалог с Вашингтоном и Тель-Авивом в самом начале «Кемп-Дэвидского процесса». Любопытно, что в изгнание последний шах Ирана уехал в Египет, где и скончался.

Спустя менее чем 30 лет после этого Иран вернулся на прежний путь, ведущий к Средиземноморью. Он создал и вскормил антисаудовские силы в Палестине и Ливане, и теперь оказался в состоянии предложить их в качестве «свежего решения». Именно так можно перевести все «ужасные» слова, сказанные президентом Ахмадинеджадом в адрес Израиля и всего Ближнего Востока. Если очистить их от неизбежной шелухи, то смысл сводится к демонстрации решимости Ирана занять место Саудовской Аравии и возглавить движение мусульман мира за права палестинцев на создание собственного государства и в качестве такого лидера вступить с Израилем в прямые переговоры об условиях окончательного урегулирования в регионе.

Собственно говоря, вся вторая интифада заключалась в том, что ХАМАС перехватил лидерство у ФАТАХ. Заметим, что началась она после того, как Шарон взошел на Храмовую гору. Ведь он не мог не знать, что его демарш приведет к взрыву (помните, на Ближнем Востоке неожиданностей быть не может!). Не хотел ли он добиться именно взрыва? Не рассчитывал ли он на неизбежную схватку ХАМАС с ФАТХ? Не имел ли он при этом в виду перспективу ухода Арафата? Скорее всего, учитывал. Более того, он имел основания полагать, что, например, Сирия (главный проводник саудовского влияния при Хафезе Асаде) при только что пришедшем к власти Башаре Асаде вмешиваться в палестинские дела не станет, а значит – войдет в контры с Эр-Риядом.

Все так и произошло. Шарону удалось изолировать саудовцев в арабском мире, оставить их в качестве единственного спонсора «мо устаревшего» ФАТХ, столкнуть их с иранцами, передать лидерство в автономии «новым людям» из ХАМАС. Более того, он смог запустить механизм одностороннего разграничения с ПНА, позволив всем увидеть «свет в конце тоннеля» - перспективу решения самого застарелого конфликта на принципе «мир в обмен на территории». Ради этого Шарон скрутил всех и внутри самого Израиля, пойдя ва-банк и создав принципиально новую партию Кадима (которая так же, как и все вышеперечисленное, полностью выпадает из логики 47-го года)…

Шарон не учел одного. Он тоже попал в жернова «смены поколений». Он просто не успел сам перевести конфликт на новые рельсы.

А вот иранцы такой ход событий учли. И подстраховались. Если Шарон, скорее всего, видел Иран в качестве закулисного и второстепенного партнера, который рад оплатить свое минимальное присутствие в ближневосточной политике, то тегеранские стратеги не хотели отдаваться на милость престарелого «бульдозера», прекрасно понимая, что тот, подобно Моисею, может вывести своих людей на новые рубежи, но сам вряд ли увидит реализацию своих целей. И дабы не остаться слабыми перед лицом израильских «ястребов», так и не научившихся смотреть дальше привычных схем, Иран повысил ставки. И вот ХАМАС сделался не просто оппонентом ФАТХ, но завоевал правительство ПНА. А Амаль добился выдающихся результатов в ходе выборов в Ливане. А Хезболлах взяла под полный контроль ливанский юг.

Но что важнее – это то, что Иран перехватил Сирию, искусно отрезанную Шароном от саудитов и изгнанную из Ливана. Видимо, уход сирийских войск из Бекаа не стал неприятной неожиданностью для Тегерана. Тем самым ослабленный Дамаск превращался в еще более сговорчивого партнера.

Быстрое укрепление связей Ирана с Башаром Асадом сильно взволновало Шарона. Он наверняка считал, что эвакуация из Ливана вкупе с разрывом союза с саудовцами и неизбежной пассивностью в палестинских делах сильно пошатнут позиции Асада внутри страны, и тот будет вынужден искать мира с Израилем. Тем более что соответствующие контакты уже были, в том числе, при посредничестве Турции. Но Иран опередил и турок, и израильтян и смог пообещать более реальные гарантии сохранения режима Башара Асада, принадлежащего к секте алавитов, презираемых суннитами (враг моего врага).

И вот сегодня Шарона на сцене уже нет. Израиль, вышедший было за рамки логики 47-го года, остался без понятия, в какой логике действовать теперь. На таком же перепутье стоит арабский мир.

Главным достижением Шарона было завоевание стратегической инициативы: он добился того, что не Израиль реагирует на рост палестинского населения, отбиваясь от нападок арабов, но арабский мир смотрит на Израиль и ждет действий от него, дабы как-то на них отреагировать. Но наследники Шарона сами не знают, что делать. Зато они видят перед собой новую силу, которой не было ни в 47-м, ни в 67-м, ни даже в 82-м годах: Иран. Иран, который напористо теснит таких привычных занудно-агрессивных саудовцев, который подмял под себя Сирию, ПНА, южный Ливан, ведет на равных диалог с США по иракским проблемам, который, наконец, заставил весь мир носиться с ним как с писаной торбой из-за своих ядерных амбиций. Да еще и продолжает разглагольствовать о праве Израиля на существование.

Иран – огромное неизвестное нынешней ближневосточной политики. Ни в Тель-Авиве, ни в Эр-Рияде - нигде не знают, что от него ждать. Для ближневосточного конфликта это кошмар. Наверное, только Шарон знал бы, что делать в таких непривычных условиях, как идти дальше (ведь у него уже не было пути назад). А вот Ольмерт – явно не знает. И все другие. Поэтому все основные традиционные ближневосточные оки либо ополчились против Ирана, либо (как, например, Египет) махнули на все это рукой.

И вот в этих условиях в регионе может начаться нечто совершенно невообразимое. А именно: Израиль и Саудовская Аравия могут объединиться против Тегерана, за возвращение конфликта в привычное русло. Что такое с этой точки зрения израильская война в Газе и Ливане? Это, прежде всего, удар по проиранским ХАМАС и Хезболлах. И – о совпадение! – на днях некий саудовский религиозный авторитет издал фетву, проклинающую Хезболлах (Партию Аллаха!). В условиях финансовой блокады ПНА, саудовцы жертвуют средства лидеру ФАТХ Аббасу, но не правительству ХАМАС.

Что же касается Ливана, то операция «спасти рядового (или даже двух)» - это лишь повод для того, чтобы максимально наглядно продемонстрировать несостоятельность иранских гарантий кому бы то ни было, а в особенности в отношении сирийского режима. Для арабов нет ничего более естественного, как сопоставить недавний уход сирийцев и израильскую агрессию. Кто виноват в таком позоре? Башар Асад и его иранские друзья. И для того, чтобы предотвратить ожесточенные атаки на себя, которые могут стоить Башару жизни, он будет рваться в бой, стремясь увлечь за собою Ахмадинеджада. Но Тегерану незачем ввязываться в войну за тридевять земель: под боком Ирак, Афганистан и американцы. Так что Башар на многое может не рассчитывать.

Учтите, что против Дамаска наверняка начнут действовать просаудовские исламисты (вроде «Братьев-мусульман», которые давно точат зуб на Асадов). Так что совершенно не исключено, что его режим вскорости падет.

Вопрос в том, что будет в регионе после этого?

Все будет зависеть от взаимоотношений в треугольнике Тель-Авив-Тегеран-Эр-Рияд. А также от того, кто придет на смену египетскому президенту Мубараку. Поживем – увидим, возникнет ли «логика 2006 года».

Михаил Лавров, globals

ELCOMART Международная жизнь


Адрес новости: http://agrinews.com.ua/show/92803.html



Читайте также: Торгово-промышленные новости ELCOMART.COM