Запахи, ароматы, духи... немного о парфюмерии

Главный герой романа Патрика Зюскинда «Парфюмер», чтобы изготовить духи-совершенство, вызывающие всеобщую любовь к их носи­телю, долго шел на желаемый запах, пока не обнаруживал его источник — юную, не­винную девушку. Он мог овладеть этим ароматом, только поглотив его своим удивительным обонянием. Способ он, правда, для этого выбрал свое­образный — он убивал девушек, а по­том вынюхивал их до дна, собирая таким образом коллекцию ароматов.

 

Царица Клеопатра и Наполеон Бонапарт были менее радикальны в своих прииях. Клеопатра од­нажды обильно надушила паруса корабля, на котором встретила по­сланца Рима, чем несколько шоки­ровала последнего. А Наполеон, уже находясь в ссылке на острове Святой Елены, был бесчеловечно лишен возможности пользоваться любимыми духами, коих он, по обыкновению своему, употреблял по два флакона в день. И низверженный император вынужден был обратиться за услугами к местному пар­фюмеру.

 

О запахах, так же как и о вкусах, лучше не спорить. У разных народов и в разные времена они отличались. Предпочтения в запахах и ароматах многом зависят от национальных и культурных традиций. У немцев позитивные ассоциации вызывает запах свечей, чистых простыней и леса. У японцев — запах цветов. Бе­дуины, чтобы усилить свою привле­кательность, мажутся верблюжьей мочой. А французы, помимо все­мирно известных духов, подарили миру сыр с запахом носков двух-трехнедельной выдержки.

 

В древнегреческой мифологии аромат, издаваемый пантерой, тол­ковался как средство завлечения до­бычи и ого обольщения.

 

История духов начинается с ветхозаветных времен и охватывает весьма боль­шую группу потребителей: египетские жрецы, антич­ные ы, полковод­цы, императоры, фран­цузские куртизанки, рус­ские барышни,  красные большевички — мужчины и женщины, объединен­ные стремлением под­черкнуть что-то  в себе при помощи запаха. На несколько веков практически выпала средневековая группа потреби­телей, но это простительно — святая церковь была весьма не­благосклонна к подобного рода занятиям.

 

У каждой эпохи была своя ис­тория, своя культура и, естествен­но, свое отношение к запахам, ароматам и духам. И в самом ее сердце — стоящая над временем молодая женщина, умеющая быть привлека­тельной, знающая цену себе и окру­жающему миру. И не без чувства юмора.

 

Древний Египет

 

Сегодня я впервые допущена в храм к траурной церемонии, во время которой жрецы приносят цветы божественной голубой нильской лилии и все участники начинают вдыхать их аромат, чтобы впасть в состояние, позволяющее общаться с мертвыми. Впрочем, в храме каждая скульпту­ра пахнет так, что недолго впасть в глубокий транс и без помощи ли­лии.

 

Церемония совпала с печальным событием в жизни моего жениха — декадой ранее его съел крокодил. Эта неприятность случилась с ним во время ночной прогулки по бере­гу Нила. Впрочем, оно, может, и к лучшему: несмотря на молодость, он был занудой. К тому же бедняга, в трогательных попытках мне по­нравиться, душился так, что от ужа­са дохли все насекомые округи. При всей несомненной практичности такого свойства, нахождение с ним рядом долгое время становилось невозможным, не говоря уже о том, чтобы вместе провести всю жизнь. То, вероятно, была какая-то кон­центрированная смесь жертвенных масел и мирры. Правда, крокодила это не остановило.

 

Один из прижившихся в храме чужеземцев рассказывал мне, как из родной ему Аравии к нам привозят в огромных количествах мирру, олибанум (мы это зовем ладан), мус­катный орех, черный перец, в свою очередь доставляемые из Индии (кто бы еще знал, где это). Благово­ния в основном готовятся в храмо­вых мастерских жрецами для куль­товых целей — растереть статую какого-нибудь бога благовонным маслом, налить жертвенных масел в специальные сосуды, раскурить смолу кедра, на худой конец — лить масла над головой мумий. А если хо­чется тических приключений — используется все та же нильская ли­лия. Ее универсальность лишь под­черкивает ее божественность.

 

Нам, женщинам, перепадало меньше. Ситуация улучшилась с приходом Александра Македонско­го, когда в Александрии благовон­ное производство перестало быть исключительно храмовым и появи­лась возможность приобрести мно­жество флакончиков с иногда рез­кими, но, как показала практика, весьма привлекающими запахами. Один из мастеров сказал, что ис­пользует высеченные на камнях ре­цепты благовоний, унаследованные от предков, а некоторые — чуть ли не от шумеров.

 

Примечательно, что можешь с ног до головы вымазаться загадоч­ной смесью масел, подвести глаза кохлом, подкрасить волосы басмой, а ладони — хной, и это сводит с ума аравийцев и египтян, даже жрецов (и никакой лилии не надо). Но рас­сказывали, что как-то  в стране гос­тил некий спартанец, так этот вар­вар остался недоволен оказанным ему приемом — когда ему надели венок из благоуханных лотосов, кубки с вином увили крокусами, а пол и столы усыпали цветами.

 

Если с детства тебя не научили вдыхать и воспринимать прекрас­ное, то так и останешься варваром.

 

Европа. Новое время

 

Как только был принят закон, регистрирующий профессию «пар­фюмер», в Европе начался настоящий ароматический бум — люди, даже весьма далекие от составления запа­хов и, скажем честно, мало что смыслящие в хорошем вкусе, кину­лись создавать собственные аро­маты. Подданных Людовика XTV то­же коснулось это безумие — двор пропах самыми немыслимыми ароматами, которые трудно выветривались. Думаю, та­кого себе не позволяли даже древние александ­рийские ы. Король подумывал запретить поль­зоваться парфюмом, что­бы его многочисленная свита все же занялась сво­ими непосредственными обязан­ностями. Правда, потом передумал.

 

Веке в восемнадцатом парфюме­рия начала приобретать цивилизо­ванные формы. Стали формировать­ся целые династии, призванные удовлетворять все более взыска­тельные требования лучшей части человечества (я про женщин). Хотя знаменитая британская династия Кридов, основатель которой Джеймс Генри Крид импортировал редкие эссенции и смолы из Индии и с! Ближнего Востока, получила изве­стность благодаря ароматическим экспериментам на британском мо­нархе Георге III. Долгое время бы­ло принято считать, что эссенции — это и есть духи, однако г-н Крид ре­шил попробовать смешивать запа­хи, в результате чего иностранные послы на приемах у Георга не столь­ко вслушивались в то, что говорил король, сколько внюхивались в его запах.

 

Довольно быстро слава Кридов облетела весь континент. Теперь, если хочешь получить статус пре­красной богини или, на худой ко­нец, нежного создания, появляться в свете, не благоухая каким-нибудь шедевром от Кридов, — бессмысленно. А удовольствие весьма неде­шевое. Хотя когда это нас останав­ливало? Особенно когда Жозефина Богарне ввела в моду душить все, включая мебель и подушки в экипа­же, не говоря уже о записках с каки­ми-нибудь ическими глупос­тями.

 

Где-то в середине XIX века Крид решил обосноваться в Париже, к ве­ликой радости императрицы Евге­нии. (Которую все почему-то называ­ют красавицей, я же нахожу ее про­сто милой.) Ее супруг Наполеон III тоже был не чужд парфюмерных радостей. Для него Крид сотворил очередное чудо, назвав его «Русская кожа» — древесно-кожаный аромат с фруктово-амбровым фоном. Мо­нарх пользовался им, когда хотел пошутить. Рассказывают, что по­следний русский император очень ценил этот парфюм, поскольку он напоминал ему запах березовых рощ. Загадочная русская душа.

 

По-моему, при всей их изыскан­ности, нынешним запахам не хва­тает резкости или густоты — все они преимущественно цветочные — жасмин, роза, ваниль, китайский чай, сандал и тому подобное. Впро­чем, XX век это несколько испра­вил. Марлен Дитрих и Уинстон Черчилль — новые лица, образы, персонажи и мифы требовали но­вых ароматов. От ванили и ладана для «Голубого ангела» до древесно-пряного аромата с перечными но­тами для гениального политика. «Фабрика грез» уже не могла обой­тись без  ароматов боярышника,  акации, магнолии и итальянского бергамота, творимых неутомимы­ми Кридами.

 

Затейница Коко долго экспери­ментировала с синтетикой, прежде чем явила миру «Шанель №  5», чего от дочери бродячего коробейника никто не ожидал. Хотя в коммерчес­ком чутье ей не откажешь — она зна­ет, что искать и, главное, как найти. Болтают, будто эти духи — результат ошибки, якобы ее ассистент, выхо­дец из России, просто перепутал про­порции. Но это наверняка от зависти. Потому что никому пока не удава­лось получить одновременно стой­кий, абстрактный и запоминающий­ся аромат. Непонятно только, зачем она присвоила названию номер, хо­тя она утверждает, что пять для нее — удачное число. История показала, что Коко опять оказалась права.

 

Совсем новое время

 

Говорят, что духи должны предвосхищать появление женщи­ны и напоминать о ней после ее ухода. Впрочем, это зависит от качества. Дорогая Франция еще долго под­черкивает твою избранность в твое отсутствие.

 

Сегодня, похоже, такая концеп­ция предназначения парфюма по­кидает всех нас и прилавки отделов парфюмерии. Все труднее отыскать заветный флакончик с надписью perfume. Даже знакомые со времен исторического материализма французские марки стали использовать в своих названиях слово «вода» (туа­летная или парфюмерная — зависит от концентрации спирта). Таинство нанесения этого великолепия на се­бя любимую превратилось в мимо­летный пшик пульверизатора. С од­ной стороны, это развивает мет­кость (нужно же еще попасть, куда надо), но с другой — ностальгию по времени, когда ты изящным движе­нием кисти руки проводила по коже внутренней частью не менее изящ­ной пробочки от миниатюрного флакона с каплей очередного тво­рения парфюмеров.

 

Если раньше твой образ прочно ассоциировался у окружающих, к примеру, с «Черной магией» или в крайнем случае с «ом», то се­годня, впрыгивая утром перед рабо­той в джинсы или даже в офисный костюм, абсурдным кажется опрыс­кивать себя густыми ориентальны­ми запахами, которые больше под­ходят к вечернему туалету, другому поводу и отнюдь не общественному транспорту.

 

Вот и приходится держать дома по пять-семь разных флаконов и еще один носить с собой, чтобы в нужном месте и нужное время сде­лать нужный пшик.

 

Нынешние парфюмеры в стрем­лении сделать свою продукцию более массовой весьма буквально истолковали приия потенциальных клиентов. Так родились специальные композиции, напри­мер для рокеров и байкеров — с за­пахом горелой резины, пыли на раскаленной лампочке, горячего металла, батарейки и чернил. Для любителей сладкого — запах шоко­лада и карамели. Одна из последних новинок — парфюм с тонким запа­хом дерева и дорогой кожи — для го­сударственных чиновников и поли­тиков высокого ранга. Согласитесь, это удобно. Ведь не всегда призна­ешь политика в лицо, а понюхаешь— и сомнений не останется: политик! Жаль только, что пока фантазия парфюмеров этим и ограничилась. Ведь можно было бы разработать дивные парфюмерные линии для стоматологов, служителей зоопарка, работников метро или патологоана­томов. А уж как должен пахнуть, к примеру, сотрудник ФСБ, молчит да­же самая дерзкая фантазия.

 

Прагматизм эпохи диктует прагма­тизм в поступках и размышлениях. Можно даже договориться до того, что духи — это вовсе не загадочное, окутавшее вас облако, не аромат, который становится частью вашей природы, не таинственная густая жидкость, напоминающая эликсир вечности, а просто-напросто эфир­ные масла и спирт в разных про­порциях. Но пока мы не будем этого делать.

 

wbc2t/