Константин Затулин: «Жириновскому запретили въезд в Украину из-за меня»

Депутат Государственной думы России, директор Института стран СНГ Константин Затулин - один из самых одиозных российских политиков, которые не дает спокойно спать не только СБУ, но и всей украинской элите. Если не сказать больше… В июне прошлого года украинская служба безопасности запретила ему въезд в Украину, мотивируя свое решение действиями и поступками Затулина. В частности, мол, «принимал участие в акциях протеста против проведения международных военных учений в Феодосии, направленных на разрушение целостности Государства Украина».

 

Константин Федорович тут же решил отстаивать свои права в суде, выбрав в защитники известного по делу Гонгадзе адвоката Андрея Федура. Но, несмотря на это, Затулин по-прежнему остается для Украины персоной нон грата. Как продвигается рассмотрение данного дела? Как будут развиваться украинско-русские отношения? Почему на самом деле Жириновскому запретили въезд в Украину? - Константин Затулин рассказал в интервью корреспонденту ForUm’a.

 

– Константин Федорович, Вы присутствовали на похоронах Евгения Кушнарева. В то же время Вы для Украины – персона нон грата. Как Вам удалось так быстро получить разрешение на въезд? Кто этому поспособствовал? Говорят, Янукович…

 

– Честно говоря, мне неудобно за те украинские средства массовой информации, которые даже в день похорон Евгения Кушнарева, даже по ходу репортажа о траурной церемонии злоупотребляли вниманием к моей персоне. Круглые сутки искали то «окно» на границе, через которое же я проник в Украину.

 

Как Вы заметили, я парик не надевал и фальшивую бороду не приклеивал. Я совершенно открыто приехал на похороны трагически погибшего товарища, со смертью которого потеряла не только Украина, но и Россия. И, очень может быть, не все у нас понимают, как много мы потеряли. Людей, которые на фоне похорон изощрялись в оскорблениях Евгения Кушнарева, меня или, допустим, Виктора Януковича, считаю мыми уродами.

 

Сугубо доверительно: есть у меня и «окно» на границе, и страшная военная тайна. Но не скажу – как мой отец про Тегеран в 1943 году.

 

– Как продвигается Ваше судебное дело?

 

– После ознакомления с «шевченковским правосудием», – это когда судья, в течение целого дня, слушая дело, спрашивает вас только о Ф.И.О., – я подал апелляцию на отказ в удовлетворении моего иска к Службе безопасности Украины, запретившей мне въезд в страну сроком на 1 год. Пока апелляция не была рассмотрена, решение о запрете мне въезда считалось приостановленным.

 

Рассмотрение апелляции назначили на 30 ноября – этот день я, как и другие делегаты съезда «Единой России», должен был встретить в Екатеринбурге, на Урале. В конце концов, даже это не стало бы препятствием для моего личного присутствия на рассмотрении моей апелляции – но вмешалось другое обстоятельство: 5 декабря я должен был официально участвовать в первом за год заседании комиссии по сотрудничеству нашего Федерального собрания и Верховной Рады Украины. Из Киева мне передали: попроси перенести слушание апелляции на дату после 5 декабря, чтобы ты имел легальную возможность участвовать в заседании комиссии в Киеве, а мы им не рисковали.

 

Я так и сделал: написал суду смиренное прошение о переносе слушаний, привел уважительные причины. После чего Апелляционный суд Киева мне отказал, – с огромным, видимо, удовольствием, – рассмотрел 30 ноября апелляцию без меня и, конечно, оставил ее без удовлетворения.

 

Таким образом, решение о запрете въезда вступило в полную силу. В день, когда это произошло, был снят с должности председатель СБУ Игорь Дрижчаный. На следующий день, 1 декабря, МИД Украины направил ноту МИД России с извещением о запрете моего приезда в Киев на заседание двусторонней парламентской комиссии. В этот день Верховная Рада отправила в отставку министра иностранных дел Бориса Тарасюка.

 

Я приехал в Киев и участвовал 5 декабря в заседании комиссии – Виктор Андреевич решил, что лучше потерпеть в этот день меня в Украине, чем не дождаться через пару недель в гости Владимира Владимировича. Кстати, в преддверии разговора с Президентом России, и особенно после него, Президент Украины рассказал в своих интервью, что запреты на въезд политикам из России – «не политические, а технические акты» СБУ. То есть не царское это дело, техническое. Помнится, при Никсоне ФБРовцев – участников «Уотерта» – официально иначе как «водопроводчиками» и не именовали.

 

Как законопослушный гражданин, я написал заявление в Высший административный суд Украины – в порядке кассации прежде принятых судебных решений. Жду. Если надежда на украинское правосудие не сработает, придется обращаться в Европейский суд.

 

Очень хочется в Страсбург – не столько мне, я там часто бывал, сколько ответчикам из СБУ. Когда еще у них, не выездных, случится такая оказия.

 

– Вы заявили, что инициатором запрета на Ваш въезд в Украину было украинское Министерство иностранных дел, возглавлял которое на то время Борис Тарасюк. Как расцениваете тот факт, что парламент уволил его с занимаемой должности?

 

– Рассматриваю увольнение Бориса Тарасюка как сугубо внутреннее дело Украины, одним из результатов которого может стать оздоровление атмосферы российско-украинских отношений.

 

– Что напоминают Вам сегодняшние действия Тарасюка и его попытки остаться на должности вопреки решению Кабмина и парламента?

 

– Бедный, бедный Тарасюк. Назначили его министром. Он думал, что на всю оставшуюся жизнь. И вдруг сняли.

 

Ну не может, не должно так быть! Может, он ремонт в кабинете затеял или кредит под залог должности в сбербанке взял? Или на Таити не успел съездить? И что – все бросай и уходи?

 

Грубые люди, одно слово – депутаты.

 

Есть такой анекдот. Мойша берет ружье, берет другое, облачается в камуфляж. «Ты куда?» – «Да пойду, убью пару-другую арабов». – «А если тебя убьют?» – «А меня за что?».

 

Надеюсь, до этого не дойдет.

 

– По Вашему мнению, как может закончиться «холодная война» между Президентом Украины и премьер-министром?

 

– Всякое двоевластие рано или поздно заканчивается. Иногда в пользу третьего.

 

– Каким Вы видите политическое будущее Украины?

 

– В дружбе, сотрудничестве и партнерстве с Российской Федерацией. Или никаким.

 

– Что может помешать развитию дружеских отношений между Украиной и Россией?

 

– Глупость, жадность, двуличие, предательство, амнезия памяти. Все то, что мешает дружбе между людьми, родными и близкими.

 

– В каких отношениях Вы с Владимиром Жириновским? Как расцениваете то, что Владимиру Вольфовичу тоже запрещен въезд в Украину?

 

– Пока не познакомился с ним лично – был в значительно худших. А теперь – как в Риме: «авгур, увидев авгура, не может не улыбнуться». Второй раз соседствуем скамьями в Государственной Думе. Были бы теми недоумками, которыми нас любят изображать настоящие недоумки, – вряд ли бы встретились вновь в парламенте.

 

Другое дело – я отнюдь не поклонник его литературных трудов и политических действий. Жириновскому запретили въезд в Украину из-за меня – он шел в нагрузку, чтобы было понятнее, почему запретили мне. В 1937 году был расцвет таких технологий: «объединенный право-левый троцкистско-зиновьевский блок» и т.д.

 

– А с кем из украинских политиков Вы дружите?

 

– Со всеми. Просто не все это знают. И не все дружат со мной.

 

– Появилась информация, что Александр Литвиненко пытались отравить несколько раз. Вам что-то известно об этом?

 

– У нас распределение обязанностей. Я должен отравить Белковского, Савика Шустера и Евгения Киселева, если он еще раз даст интервью в Украине. Англией занимаются другие люди.

 

– Кому в России выгодна смерть Литвиненко?

 

– Ума не приложу. Если он был состоятельным человеком, первая мысль – о наследниках по прямой.

 

– Возможно ли появление новой информации об отравлении Литвиненко, которой пока не знает общественность?

 

– Конечно, до тех пор, пока существует общественность, которая существует только благодаря появлению новой информации. При таком накале ей в прошлые века обязательно появился бы чудесно спасшийся Лжедмитрий.

 

– Борис Березовский высказал опасение, что его могут убить. Есть ли у него причины чего-то бояться?

 

– Борису Березовскому виднее. На его месте я в любом случае боялся бы Страшного суда. Но я боюсь, что он в него не верит.

 

 Ольга Москалюк, «ForUm»